Журнал молодого композитора

Как же естественно и захватывающе он плетёт нить музыкального повествования и саму музыкальную ткань! В определённом смысле это образец, особенно в первой и третьей частях. Первая мысль, которая пришла мне в голову -- английский Сибелиус. И действительно оказалось, что симфония посвящена Сибелиусу, а тот высоко о ней отозвался.

"Не время сейчас влезать в какие-то новые, сложные отношения, да и на одноразовый секс у него, по правде сказать, сил не было, потому что он по опыту знал: есть у такого секса одно загадочное свойство -- нервов с ним можно вытрепать побольше, чем в постоянных отношениях".

"Ещё час слушал он мрачные пророчества Кита, и наконец, когда Кит понял, что Виллем не передумает, он передумал сам".

" - Ты слишком много думаешь, - говорил Джуд. - Ты завышаешь, потому что слишком стараешься спеть чисто; просто не думай об этом, Виллем, и всё получится".

"В конце концов он научился управляться с этими воспоминаниями. Он не мог их остановить -- раз начавшись, они уже не уходили, -- но научился предчувствовать их появление. Он научился определять миг, когда что-то вот-вот нахлынет на него и ему придётся понять, чего оно хочет: ссоры, утешения, просто внимания? Он поймёт, какого рода гостеприимство надо оказать, и потом спровадит его, заставит отступить в тот, другой мир".

"Он радуется тебе, Джуд", - говорит Мередит, но он не верит ей. Иногда ему кажется, что он приходит скорее ради Мередит, чем ради Люсьена, и он понимает вдруг, что это так и должно быть: приходить не к тому, кто потерян, а к тому, кто ищет потерянного".

"Дело же не только в том, что он умер или как он умер; дело ещё в том, во что он верил, умирая. Поэтому я стараюсь любить всё, что вижу, и во всём, что вижу, я вижу его".

Ханья Янагихара. A Little Life

"...этот случай -- метафора всей жизни. Неизбежно что-то ломается, иногда это можно починить, но в большинстве случаев ты понимаешь: какой бы ущерб ни нанесла тебе жизнь, она перестроится и воздаст тебе за твою потерю, иногда самым чудесным образом".

"Когда он работал над картиной, ему казалось, будто он взмывает вверх, будто мир с его галереями, вечеринками, другими художниками и их амбициями сужается под ним до крохотной точки, делается таким маленьким, что можно отбросить его, будто футбольный мяч, одним ударом ноги и глядеть, как он, вертясь, улетает на какую-то дальнюю орбиту, до которой ему нет никакого дела".

"Утверждение, что Джей-Би навеки упал в его глазах, было бы слишком мелодраматичным, слишком окончательным. Но он и вправду впервые осознал, что люди, которым он научился доверять, всё-таки могут предать его и, как бы грустно это ни было, это неизбежно, а жизнь будет катиться себе дальше, потому что на каждого, кто так или иначе подведёт его, приходится по крайней мере один человек, который этого не сделает никогда".

Ханья Янагихара. A Little Life

Посмотрел "Русалку" Дворжака в постановке Парижской оперы (с Рене Флеминг и Сергеем Лариным). Принц умирает в ре-бемоль мажоре, как и Борис у Мусоргского. Последняя часть рахманиновских "Колоколов" ("Похоронный слышен звон...") заканчивается в Des-dur. Если мне не изменяет память, Марфа из "Царской невесты" сходит с ума (то есть умирает как личность) в той же тональности. Интересно, откуда это пошло? Неужели из середины похоронного марша Шопена?

Несколько лет назад в марте безвременно ушёл из жизни фортепианный педагог моего друга, Игорь Песчанский. Разбирая его собрание нот, мы обнаружили рукопись прелюдии "В лунном свете..." Вероятно, это его юношеское сочинение. Ноты я забрал с собой.

Перед Новым годом, разбирая уже свой нотный архив, я вновь увидел эту рукопись. И решил выучить и записать эту пьесу, ведь я немного знал Игоря Алексеевича. День его смерти -- 15 марта, но почтить память человека никогда не поздно.

https://youtu.be/ktnOyWVB0u8

По приглашению одноклассника и одного из моих лучших друзей Яна Круля сходил на пластический спектакль "Иваново детство". Этот спектакль номинирован на "Золотую маску" в трёх категориях: современный танец / спектакль, мужская роль, работа композитора.

Спектакль производит почти гипнотическое впечатление. В нём всё на своём месте: музыка, пластика, редкие слова и немногочисленные символы. Ян сочинил очень органичную музыку, которую на заднем плане сцены исполняют флейта и струнный квартет. Музыка не перетягивает внимание на себя, но задаёт тон и ведёт зрителя сквозь сны Ивана.

В аннотации написано, что все четыре персонажа сценического действа -- Иван, воин, мама и сестра -- и в реальности одна семья, семья Лопаевых. На "Золотую маску" выдвинут Лопаев-старший. Однако я считаю, что выдвигать надо было сына, Савелия Лопаева.

Мальчик просто чудесный. В свои 11 лет он уверенно справляется со сложным эмоциональным и пластическим рисунком роли. Некоторая угловатость только придаёт достоверности и делает его Ивана настоящим.

Ко дню рождения Святослава Рихтера мы опубликовали на сайте "Пёстрые листки" Шумана (Лондон, 19 ноября 1968, live).
Переслушивая на днях эту запись, я обратил внимание на три пьесы, идущие вслед за похоронным маршем. Раньше я воспринимал их как необязательный "довесок". Теперь же подумал, что это разные стадии безумия после утраты близкого человека.
http://sviatoslavrichter.ru/

Бис на моём концерте памяти Людмилы Ивановны Алексеевой 23 октября 2009 года.
https://youtu.be/A-GZarbyUO4

Первого марта исполнилось бы 90 лет моему уфимскому педагогу по фортепиано Людмиле Ивановне Алексеевой. Я учился у неё в ССМШ при институте искусств с 1994-го по 2000-й год.

День её рождения совпадает с календарным началом весны, и это совершенно закономерно. Людмила Ивановна была очень светлым, солнечным и абсолютно весенним человеком.

Не знаю, в чём секрет, но в её классе почти все расцветали. Достаточно сказать, что если в 1994 году, когда я попал к ЛИА, я не слышал даже Первого концерта Чайковского, то уже через полтора года я играл прелюдии Скрябина и Шостаковича.

Несмотря на полувековую разницу в возрасте, мы были с ней на одной волне (кстати, она жила в доме, где был магазин "Волна", с балкона пятого этажа открывался чудесный вид на реку Белая). Мы с ней по-настоящему дружили.

После уроков в школе я частенько перебегал через дорогу в институт искусств, в её уютный 132-й класс. Там всегда можно было перекусить и попить чай с конфетами. Или даже поваляться на диване. "На огонёк" к Людмиле Ивановне заходили не только её ученики, но и профессура. И с каждым она была дружелюбна, каждому была искренне рада.

Когда я приходил к ней в гости, а это бывало до трёх раз в неделю, мы обязательно слушали музыку Рахманинова. Так он и стал моим любимым композитором. Её муж, легендарный Анатолий Львович (в любое время года он ходил на улице в шортах и рубашке с короткими рукавами), готовил на кухне вкуснейшие чебуреки, которые я потом уплетал за обе щёки.

Людмила Ивановна была очень смешливым человеком, и во время урока мы с ней могли хохотать до упаду над какой-нибудь ерундой. Продолжалось это и в школьной столовой, и даже во время серьёзных концертов, где на нас смотрели со смесью осуждения и зависти.

Смех смехом, но в результате наших походов на концерты, выставки и спектакли я во многом и сформировался как художник.

Людмила Ивановна ушла в лучший мир, но моя связь с ней не прерывается. Произведения, которые я выучил в её классе, остались со мной надолго. Воспоминания о ней греют душу. Я играю на пианино, подаренном её учеником Сергеем Булавиным. К тому же, я дружу с её дочкой, замечательной пианисткой Ириной Алексеевой-Андриевской.